В очередной раз перечитал я «Дом», единственную книгу, в которой так крепко живу мыслями, и в которой никогда, наверное, не смогу пожить по-настоящему. Каждый персонаж в Доме состоит из фактов. Это такой традиционный метод написания анкет: 10 фактах о… Смог бы я составить 10 фактов о себе?

Я раздал 20 лет этой своей жизни и я верю в то, что Уроборос – это не просто выбранный когда-то моими предками герб. Мы с ними много кому годов жизни прибавили, и не без нашего участия много у кого этих годов поуменьшилось. Мы давно перестали быть людьми, и в какой-то момент каждый из нас это осознает. Ты – не человек. Ты – явление, концентрация этого среднего арифметического украденного и спасенного времени, живущая до момента, и концентрация эта передается из поколения в поколение, накручивается вечной спиралью, пока змей вновь не укусит себя за хвост и не начнет с самого первого, молодого дня. Я заглотил хвост очень глубоко, и кажется, что сейчас мое время течет по хвосту, но внутри новой пасти. 20 лет розданы, кто-то забыл о них сразу после получения, кому-то они, похоже, принесли ту часть спокойствия, которая мешает решать свои проблемы, а кто-то принял эти годы так легко, что моментально забыл их. Ну и правда, что они, капля в море…

Я – учитель. Учитель безумно любящий свое дело, часто во сне видящий себя со стороны со стопками тетрадей, или склонившимся над сидящими за партами учениками, заглядывающим через плечо в то, что они пишут, смеющимся и вдохновленным. Я вижу свет из окон аудиторий, вижу, как переливаются на столах склянки реактивов. Вижу стройные ряды моих кривых букв и цифр в журнале, и вижу, что в этом я счастлив. Я готов читать делиться своим миром, даже если слышит меня пара человек, но я не смогу вещать в пустоту, вещать без отклика – им я и жив. И тем больше я чувствую себя стекшей надписью на стене: познал истину, поделюсь ей со всеми желающими. Никому она не нужна, моя сторона истины. И это верно.

Я люблю семью. В тех же снах я захлопываю учительские журналы, отпускаю студентов и забираю со спинки стула пиджак. В тех же снах я выхожу из аудитории, набрасывая его на плечи, и иду ужинать с любимой женщиной (причем во снах она всегда одна и та же, как бы не был я падок на женский пол). И счастлив я в этих снах безмерно, потому что мы с этой женщиной достаточно много успели и достаточно много сделали, чтобы просто смеяться за ужином, быть заинтересованными друг в друге, уважать друг друга до каждой клеточки. Спорить друг с другом до хрипоты, бить посуду, разъезжаться – не дольше, чем на неделю – и каждый раз с радостью понимать, что ничего в нас не меняется. И такими мы и должны быть, такими мы и должны любить.

Я люблю своих детей – всех. Как в той песне, которую так любит петь Ева, такой камерной, такой личной, как стрела коварного крылатого младенца. Как не похож на брата брат… Я люблю сына и скучаю по нему, хотя и рад, что он сделал свой выбор и строго его придерживается. Это – мое утешение. Это то, что позволяет мне во сне не вытаскивать осколки из рук в бесконечной попытке что-то залить, а видеть солнце и других детей, пусть и не моих. Я люблю моих девочек, я безумно люблю мое Золото, мое верное, более ценное, чем алхимическое Золото. Я люблю и маленькую Хранительницу, крохотную, но такую смелую и такую знающую.

Я люблю яблони, яблоки и яблочный цвет. Нежный, простой, деревенский, люблю за эту простоту и возможность дышать, не сомневаясь. Люблю вечера и звездные ночи, широкие и полные, холодные северные, жаркие и ароматные южные. Люблю небо и крылатых, самых свободных, и от того – самых верных.

Я люблю дорогой табак, и хотя я прекрасно бы обходился без него – я не отказываюсь от сигарет. Это часть собственного запаха и мира, часть, к которой привык и я, и окружающие. Нет табака – есть операционная, а жить в вечной операционной я не хочу. Та часть насыщения запахами, в которой мои годы варятся традиционно, из поколения в поколение.

Я – это эмоции. Эмоции людей вокруг, я привык их пробуждать и привык их же зеркалить, ими же жить. Тогда, когда из моей жизни ушли искренние эмоции, я начал сползать в анабиоз, пока в конце концов не остался тем, чем являюсь сейчас.

Шкура сброшена, сезон линьки подходит к концу. Ведьма пишет записки не Черепу, а Седому, и оба они знают, что созданный из старой шкуры амулет пригодится не мне, мне о ней лучше поскорее забыть. Они смотрят на то, как за старой, поблекшей чешуей меркнут коллективные наши года, и хотя я падок на прошлое – его не вернуть. Эти две пары глаз все увидели за меня. Они видят какое-то будущее, иначе я бы не шевелился, не сбрасывал старого, не искал нового старта, в котором я буду таким же.

Но знаете что? В этот раз я хочу больше улыбаться. В этот раз я хочу быть свободнее, шутить, относиться ко всему легче. Я не хочу умирать в бюрократии и порядке, не хочу… Только в простом. Только в эмоциях. Вы были правы, тысячу лет назад, тысячу раз вы были правы…